Шизогония - Страница 10

– А я надеялся съесть здесь нормальный бутерброд, – протянул Никитский, – пиная ногой консервные банки, разбросанные по полу. – О, я и сладенького хочу, надоели эти жидкие писи из питающей трубочки.

Старлей поднял с пола банку с джемом, посмотрел на нее с нескрываемой алчностью.

– Клубничный… А нельзя ли заделать дыру и восстановить нормальное давление воздуха, хочется чайку испить. Я ж не про пиву и водку, товарищ командир.

Командир глянул на нашего технаря.

– Какой пластырь не накладывай, а накачать воздух мы не сможем, – терагерцевый сканер в руках Вейланда напоминал булаву, особенно в сочетании с его цилиндрическим шлемом. – Все обесточено, скорее всего управляющая система выключила главную энергетическую установку еще до начала прилива. Так что, когда пошел крен, то на достойный ответ не хватило энергии, что и привело к частичному затоплению станции. Вырубило резервный генератор, а вместе с ним и саму управляющую систему.

– Ладно, это все лирика, – подытожил командир. – Давай, показывай, что у нас за ближайшими переборками… Ага, отсюда можно пробиться во второй отсек. Там радиальный коридор. Двадцать метров и мы, скорее всего… в медблоке. Судя по ячеистой структуре боксов, это он. Так, Вей, есть предложения, как это сделать?

– За тем люком, что виднеется возле плиты, начинается вентиляционный канал; воды там нет и, скорее всего, не было. Можно открыть люк без особого насилия, поработаем молекулярным шибером, слой за слоем, и замок у него вывалится.

– Никитский, действуй, ты у нас главный по взлому, – распорядился командир.

Через десять минут люк стал хрустеть в нескольких местах, а еще через минуту Никитский с довольным хохотком потянул его вакуумной присоской. Далее были лопасти вентилятора, которые можно было снять отверточным манипулятором, который присутствует на третьей руке Вейланда; за ним открылся длинный желоб вентиляционного канала.

– Корнеев – первый, – скомандовал Трофимов.

«Люблю» я во всякие дыры лезть, это, наверное, потому что самый худой. Лучко бы вызвался добровольцем, он исторически – из казаков-пластунов – но сейчас Васёк сам ждёт нашей помощи.

Желоб привел меня в радиальный коридор, здесь люк всего лишь на винтах был. Коридор также обесточенный, разгерметизированный, но сухой. Нашлось еще два трупа, похожие на мертвого Петреуса, только разложение зашло глубже; по сути, это были груды слизи. Не поздоровилось даже костям, от черепов одни обмылки остались, крепки оказались только импланты нейроинтерфейсов и силопроводы для мышц, в общем, синтетика. Кстати, судя по их конфигурации, покойные при жизни относились к разведке НАСН.

И что самое интересное, а может и противное – я видал немало покойников, но тут можно было употребить именно такое слово – эти не были спокойными. Покойники-беспокойники. Точнее, неспокойной являлась слизь, в которую они превратились. Она не замерзала и то ли сама колебалась, то ли в ней вибрировало нечто постороннее. Впрочем, проверять собственным пальцем не хотелось.

Дверь в медблок была открыта, а внутри, как и следовало ожидать, всё оказалось перевернуто. И явно не водной стихией, а словно бы мечущейся толпой.

На полу куча битого стекла, следы крови вроде как от порезов, в боксах погром. Но на удивление в одном из них остался целый робот-хирург, мирно так стоял в своей нише. Поскольку у него имелся собственный аккумуляторный источник питания, то он включился и выдал на экран, заменявший ему лоб, колонку цифр самотестирования. «К работе готов», – произнес робохир и изобразил улыбку, должную вызвать доверие к его мастерству. Что и оставалось сообщить по близкосвязи – наши теперь могли выдвигаться на точку.

Трофимов и Вейланд ухитрились протащить Лучко по вентиляционному каналу, вместе мы вложили его в операционный модуль, напоминающий яйцо. Наконец за дело взялся робохир, снял с Василия шлем и скафандр; на наружный экран модуля был выведен результат томографии. Он визуализируется в виде изображения вращающегося полупрозрачного тела. Туда, куда падает взгляд, начинается увеличение фрагмента вплоть до различения деталей размером в микрометры, еще выдается разная дополнительная информация – тип ткани, биохимический состав, стереоформулы составляющих веществ и тому подобная галиматья…

У Лучко в районе крестца была инородная нитевидная структура – и безо всякой стереоформулы понятно. А состояла она из кремнийорганики. Ниточка, выходя из пучка на его крестце, обвивала позвоночник и подступала к черепу. Еще она обладала собственным движением. Страх.

– Возможно удаление инородного тела, – мерным голосом сообщил робохирург. – Вероятность летального исхода – двадцать процентов, вероятность неполного удаления – сорок процентов. После операции будет необходимо погружение пациента в искусственную кому и трехдневное восстановление поврежденных тканей с помощью регенерационной матричной терапии.

Мы переглянулись.

– Вася бы нас одобрил, рисковать он любил, а тут именно так, что не рискнешь, не выживешь, – Трофимов вздохнул и скомандовал робохиру. – Начинай. И уж постарайся, иначе я из тебя сделаю ведро гаек.

– Из меня невозможно сделать ведро гаек, – возразил «собеседник», – я слишком сложно устроен. – Во мне есть микрочипы, информационные шины, устройства ввода-вывода, сервомеханизмы…

– Это так присказка, действуй, пока по мембранам не получил, – распорядился Трофимов и у робохира выскочило на манипуляторе сразу пять лезвий – последние два, самые тонкие, были уже не различимы глазом, засверкала искорка лазерскальпеля.